— Всем привет, — провозгласил я в камеру. — Говорит Уэйд Уоттс, он же Парсифаль. Сим сообщаю при свидетелях, что, если добуду пасхальное яйцо Холлидэя, призовые деньги поделю поровну с Артемидой, Эйчем и Сёто. Честное пасхантерское. Крест на пузе, зуб на рельсах. Чтоб мой нос в землю врос и отвалились уши. Короче, вы поняли. Если совру, считайте меня бесхребетным слизняком, отсасывающим у «шестерок».
Когда я закончил, АртЗмида воскликнула:
— Чувак, ты рехнулся?! Я пошутила!
— А... — сказал я. — Ну да. Я так и понял.
Я хрустнул костяшками, влетел во врата, и мой аватар исчез в вихре звезд.
Я оказался в большом темном пустом зале. Ни стен, ни потолка я не видел, зато пол в зале определенно был — ведь на чем-то же я стоял. Я немного помедлил, не зная, что делать дальше. Наконец в пустоте загремел электронный голос. Похоже, что он шел из примитивного синтезатора речи вроде тех, что использовались в играх Q*Bert и Gorf.
— Побей рекорд, или проиграешь!
Во тьме возник столп света, падающий откуда-то сверху. Передо мной в ярком сиянии стоял древний аркадный автомат. Я сразу узнал его по характерной угловатой форме — Tempest, или «Буря», Atari, 1980 год выпуска.
Я прикрыл глаза и повесил голову.
— Засада... Народ, это не лучшая моя игра.
— Да ладно! — прошептала АртЗмида. — Ты не мог не знать, что Tempest так или иначе появится в Третьих вратах! Это же очевидно!
— Что, правда? — огрызнулся я. — И почему же?
— На последней странице «Альманаха» есть цитата. «Коль выигрыш лезет, цена — легка».
— Да помню я! Ну да, Шекспир... Я подумал, что так Холлидэй дает понять, что легких путей в Охоте не будет.
— Ну и это тоже, — согласилась АртЗмида. — Но еще это подсказка. Строка из последней пьесы Шекспира, из «Бури».
— Черт! — выдохнул я. — Как я мог такое упустить?!
— Я тоже не уловил связи, — признался Эйч. — Хвалю!
— А еще эта игра мелькает в клипе Rush на песню Subdivisions, — добавила АртЗмида. — Одна из любимых песен Холлидэя. Сложно не заметить.
— Ого! — воскликнул Сёто. — Да она умница!
— Ладно! Ладно! — не выдержал я. — Это очевидно, понял уже! Хватит!
— Значит, практики у тебя было мало? — уточнил Эйч.
— Ну так, поиграл чуть-чуть. Совсем немного и очень давно. Посмотрите на рекорд, у меня никаких шансов!
На экране напротив инициалов ДДХ — Джеймс Донован Холлидэй — значилось 728329. А в поле «Кредит» внизу экрана, как я и опасался, стояла единичка.
— Ух ты... — проговорил Эйч. — Одна попытка, как с Black Tiger.
Я вспомнил о теперь бесполезном четвертаке, вынул его из инвентаря и бросил в щель автомата, но монета сразу проскочила в окошко возврата. Наклонившись за ней, я заметил наклейку на автомате: «Только жетоны».
— Не выйдет, — вздохнул я. — И автоматов по продаже жетонов я тут не вижу.
— Значит, одна игра, — сказал Эйч. — Все или ничего.
— Народ, я сто лет не играл в Tempest. Дело гиблое. Я не смогу побить рекорд Холлидэя с первой попытки.
— Тебе и не придется, — заявила вдруг АртЗмида. — На копирайт посмотри.
Внизу экрана стояли буквы: ©MCMLXXX ATARI.
— Ну, восьмидесятый год, — протянул Эйч. — Как ему это поможет?
— Да, как мне это поможет?
— Эго самая первая версия Tempest, там есть баг в коде, — пояснила АртЗмида. — Когда Tempest только вышла, игроки обнаружили одну хитрость. Если умереть с определенным числом очков, автомат выдаст кучу дополнительных попыток.
— Ого, не знал... — Мне даже как-то стыдно стало.
— Знал бы, если бы прочитал про эту игру столько же, сколько я.
— Ну ты даешь, девушка! — восхитился Эйч. — Ума палата!
— Спасибо, — ответила АртЗмида. — Иногда бывает польза и от гиков с навязчивым неврозом и полным отсутствием личной жизни.
Все заржали — кроме меня. Я слишком нервничал.
— Ладно, Арти, что я должен сделать? Как получить эти дополнительные попытки?
— Подожди, я ищу у себя в записях.
Над ухом у меня зашуршали страницы, как будто АртЗмида и правда листала какой-то блокнот.
— Ты что, реально таскаешь с собой все записи в бумажном виде? — удивился я.
— Я привыкла всегда держать их при себе, подшиваю новые листы на спираль. И, как видишь, это оказалось полезно. Все, что хранилось в моем аккаунте, погибло вместе с аватаром. — Снова шорох страниц. — Ага, есть! Значит, так: сначала наберешь больше ста восьмидесяти тысяч очков. После этого доведешь счет до числа, которое оканчивается на две шестерки, одиннадцать или двенадцать. Если в этот момент умрешь, получишь еще сорок попыток.
— Ты в этом точно уверена?
— Точно-точно.
— Ладно... Поехали.
Я начал свой обычный предыгровой ритуал: потянулся, хрустнул костяшками, размял шею.
— Да не тяни ты время! — не выдержал Эйч. — Я тут с ума сойду от нервов!
— Тихо! — цыкнул на него Сёто. — Не наседайте на человека.
Все замолчали, и в тишине я кое-как собрался с духом.
— Ну, где наша не пропадала... — Я ударил по мигающей кнопке «Игрок 1».
Tempest представляла собой игру с допотопной проволочной графикой. На черном экране тонкими неоновыми линиями был нарисован трехмерный туннель. Игрок смотрел на него сверху вниз и с помощью вращающегося диска управлял стрелком, бегающим по краю. Цель игры — перестрелять всех врагов, ползущих наверх из туннеля, уклониться от их огня и обойти все препятствия. От уровня к уровню форма туннелей усложняется, а противников и препятствий становится все больше.
Холлидэй установил на автомате уровень сложности Toust, так что я не мог начать игру менее чем с девятого уровня. На то, чтобы набрать сто восемьдесят тысяч очков, у меня ушло пятнадцать минут, и за это время я потерял две жизни. Игру я забыл даже больше, чем ожидал. Когда счет достиг ста восьмидесяти девяти тысяч четырехсот двенадцати очков, я нарочно врезался в шип, потеряв таким образом последнюю жизнь. На экране появилось окошко для ввода инициалов, и я дрожащими пальцами вбил: У-А-У.