Эйч: С добрым утром, амиго.
Парсифаль: Ола, компадре.
Эйч: Чем занимаешься?
Парсифаль: Так, по сети лазаю.
Эйч: Приходи лучше в Нору, баклан. Потусим перед уроками.
Парсифаль: Круто! Сейчас буду.
Я закрыл окно мессенджера и посмотрел на время. До начала урока оставалось еще полчаса. Я ухмыльнулся, ткнул в маленькую дверцу в углу дисплея и нашел в «Избранном» чат-комнату Эйча.
Система подтвердила наличие у меня допуска в приватную чат-комнату. Школьная аудитория, которая прежде находилась на периферии моего поля зрения, свернулась в маленькое окошко в нижнем правом углу дисплея, а перед глазами у меня предстала Нора. Мой аватар оказался «у входа» — перед дверью, от которой вниз шла покрытая ковром лестница. Дверь не вела никуда — она даже не открывалась. Все дело в том, что Нора и все, что в ней находилось, не была частью OASISa. Все приватные чат-комнаты представляли собой автономные симуляции — временные виртуальные пространства, в которые аватар мог перейти из любой точки OASISa. В общем-то мой аватар сейчас вовсе не был внутри Норы, мне это лишь казалось. Уэйд-З/Парсифаль по-прежнему сидел с закрытыми глазами в кабинете мировой истории. Зайдя в приватный чат, я, по сути, находился в двух местах одновременно.
Нора Эйча выглядела как подвал большого загородного дома, в котором подросток конца восьмидесятых обустроил себе логово. На стенах, обшитых деревянными панелями, красовались плакаты старых фильмов и комиксов. В центре помещения стоял винтажный телевизор RCA с подключенным к нему кассетным магнитофоном Betamax, проигрывателем LaserDisc и несколькими винтажными игровыми консолями. Вдоль дальней стены тянулись полки, нагруженные коробками с настольными ролевыми играми и выпусками журнала «Дракон».
Содержать такой большой чат было недешево, но Эйч мог себе это позволить. Он сшибал приличные деньги, сражаясь на PvP-аренах, бои на которых транслировались по телевидению, — по выходным и после школы. Эйч был одним из сильнейших бойцов в OASISe в обеих лигах — в одиночной и командной — и снискал даже большую славу, чем АртЗмида. Уже несколько лет его Нора слыла элитным клубом для самых сливок пасхантерского сообщества. Эйч допускал в свой чат только тех, кого считал достойным, так что приглашение туда было большой честью — особенно для аутсайдера вроде меня.
Я спустился по лестнице. В Норе уже собралось несколько десятков разномастных аватаров — людей, киборгов, демонов, темных эльфов, вулканцев и вампиров. Они слонялись по комнате, играли в старые аркадные автоматы, стоящие рядком у стены, зависали у древней стереосистемы (из динамиков которой неслась композиция The Wild Boys группы Duran Duran), разглядывая внушительную коллекцию видеокассет на полках.
Перед телевизором буквой П стояли три дивана, и на одном из них развалился аватар Эйча собственной персоной — высокий и широкоплечий белый парень с темными волосами и карими глазами. Я как-то спросил его, похож ли аватар на него самого, и Эйч усмехнулся: «Конечно. Только в жизни я гораздо красивее».
Завидев меня, он оторвался от игры на приставке Intellivision и расцвел в своей фирменной улыбке — как у Чеширского кота, от уха до уха.
— Си! — заорал он. — Как жизнь, амиго?
Я подставил ему ладонь для приветствия и плюхнулся на диван напротив. Эйч с самого нашего знакомства называл меня «Си», ему нравилось давать людям прозвища из одной буквы. Собственно, имя его аватара представляло собой транскрипцию латинской буквы «Н». Поэтому я часто называл его первым пришедшим в голову именем на эту букву — ну там, Хуберт, Харрис или Хоган. Это у нас была игра такая.
— Нормально, как сам, Хампердинк?
С Эйчем я подружился чуть больше трех лет назад. Он тоже учился на Людусе, в старших классах школы номер 1172 на противоположной стороне планеты от моей. Как-то в выходной мы случайно пересеклись в открытом пасхантерском чате и тут же спелись, потому что у нас были общие интересы. Вернее, единственный интерес — всепоглощающая увлеченность охотой за пасхальным яйцом и личностью Холлидэя. Едва начав говорить с Эйчем, я распознал в нем настоящего пасхантера с серьезным настроем на победу. Он знал кучу всего о поп-культуре восьмидесятых, причем не только канонические вещи. Он копал гораздо глубже, как настоящий исследователь. Полагаю, он распознал во мне родственную душу, потому что выдал мне свою визитку и пригласил заходить в Нору в любое время. С тех пор мы стали лучшими друзьями.
Дружба наша имела дух товарищеского соперничества. Мы вечно подкалывали друг друга, мерились крутизной и шансами первым записать свое имя на Доску почета, стремились переплюнуть друг друга в знании мельчайших подробностей жизни наших ровесников в восьмидесятые годы. Иногда мы вместе занимались исследованиями — обычно это заключалось в просмотре попсовых фильмов и сериалов тех лет в Норе. Ну и, конечно, мы упражнялись в видеоиграх, тратили бесчисленные часы, снова и снова проходя классические игры на двоих — Contra, Golden Axe, Heavy Barrel, Smash TV и Ikari Warriors. Эйч был лучшим универсальным геймером — если не считать вашего покорного слугу. В большинстве игр наши силы были равны, но в некоторых он меня просто раскатывал, особенно в шутерах от первого лица. Это был его конек.
Я ничего не знал о том, кто такой Эйч на самом деле, но подозревал, что дома, в реальном мире, у него не все в порядке. Он, как и я, целые дни проводил в OASISe. И хотя мы ни разу не встречались вживую, он не раз говорил мне, что я его лучший друг. Видимо, он был так же одинок, как и я.